Личное хобби: пишущие машинки, механизмы и дизайн
Tendencyc: Давайте поговорим о вашем хобби? Оно у вас необычное.
Денис Букин: Я полюбил пишущие машинки, когда мы снимали на Мосфильме фотосессию для моей книжки про память. Их там было много, они мне очень понравились. Первую пишущую машинку мне подарил брат, а следующую я купил сам. И потом они стали появляться дома, я их покупал и ремонтировал. Так начала разрастаться моя коллекция.
Пишущая машинка это удивительная вещь. Это же была целая эпоха. Появление пишущей машинки изменило литературу, люди стали писать по-другому – короче. Телеграфный стиль Хэмингуэя, кстати, появился благодаря пишущей машинке. Поток сознания Керуака – это тоже стиль, которым мы отчасти обязаны пишущей машинке. Сложно представить себе, что это напишут пером. Пишущая машинка позволяет выдавать достаточно хороший чистовик. Она заставляет формулировать сразу. Пером писали иначе – это был такой текучий, многословный стиль. Сам ритм стука по клавишам предполагает телеграфность. Невозможно вымарывать что-то, и, чтобы не перепечатывать, начинаешь формулировать сразу, входишь в поток.
Как пишущая машинка изменила литературный стиль, видно даже по тому, как он поменялся при переходе от машинки к компьютеру. Художественные тексты стали длиннее, в среднем, на 20-25%, есть такая статистика. Стиль тоже изменился: он стал менее структурированным, менее лаконичным и малость бестолковым. Как человек пишет на компьютере? Если проследить, он пишет, а потом возвращается и что-то вставляет, копирует, переносит, снова пишет и снова редактирует. Когда мы пишем на компьютере, у нас запущено сразу два процесса – сочинение текста и его редактирование, а они вообще-то друг другу противоречат. Мы не можем одновременно генерировать текст и резать его.
Tendencyc: Что вам дает работа за печатной машинкой?
Денис Букин: Она дисциплинирует, потому что не дает мне редактировать текст. Она заставляет меня формулировать абзацами, потому что я не могу вставить кусок в написанное. Так я, во-первых, пишу быстрее и больше. Не отвлекаюсь на редактирование, и это позволяет мне выдавать некую норму текста. Во-вторых, лично мне машинка не дает прокрастинировать и отвлекаться. Там нет интернета, и я не могу куда-то залезть, чтобы посмотреть ньюсфид или кому-то ответить.
Tendencyc: Но это же изолированный текст, что с ним дальше делать? Чтобы его кому-то транслировать, придется перепечатывать на ноутбуке.
Денис Букин: И это тоже отлично. Хемингуэй считал, что первый вариант текста всегда слабый, 'The first draft of anything is sh*t'. Иногда я перепечатываю и редактирую свои тексты, и получается отлично. А некоторые тексты не надо редактировать, достаточно вклеить в тетрадку. Их никогда не будет в Интернете, а может быть, они когда-нибудь появятся там в виде скана. Мне зачастую просто не нужно редактировать их и передавать в Интернет. А зачем показывать кому-то все свои тексты? Какие-то записи важны для меня самого, и они будут сохранены в специальной тетрадке.
И потом, это удовольствие – печатать на машинке. Я и на бумаге часто пишу, это отлично: я так значительно больше ощущаю, что двигаю пальцами, что у меня руки работают. Это все осязаемое и телесное, а клавиши на макбуке у меня нажимаются неощутимо.
Tendencyc: В дискуссиях убедилась: даже существующие рисерчи не убеждают некоторых людей, что мы телом думаем, и его роль в мышлении и всей жизни человека не стоит преуменьшать.
Денис Букин: Да, нельзя сводить все только к мозгу и к информации. Телесность это огромная часть жизни, глупо недооценивать ее. Эмоции, это, кстати, тоже телесность, это тело. В мозге есть лимбическая система, связанная с эмоциями, но телесный ответ – он большой. И тут еще значимый вопрос: что первично в эмоциях – мозг или тело? Есть же две теории эмоций. По одной теории, реакция мозга первична, а реакция тела вторична. А по другой – реакция тела первична, а реакция мозга вторична. Танец в этом смысле тоже хорошее хобби. Существует, например, танцевальная терапия. Я не очень много в этом понимаю, но знаком с танцевальными терапевтами, которые работают в психиатрических клиниках, – и это помогает.
Tendencyc: А как вы научились ремонтировать печатные машинки?
Денис Букин: Я купил машинку, понял, что мне нравится на ней писать, но захотел другую, хорошую. В поисках я познакомился с московским механиком Алексеем Петровичем Селезневым. Наверное, на сегодня это единственный механик, который ремонтирует пишущие машинки на заказ и у которого это прямо настоящая профессия. Он меня много чему научил. Очень интересный человек, интересный процесс, как-то меня все это захватило. Хобби же еще дает интересные знакомства.
Если говорить о ремонте пишущих машинок, то многие поломки можно обнаружить, только если подумать и разгадать. Каждый раз это детектив – нельзя сразу лезть в механизм и что-то исправлять. Пока я еще не очень много знал, Алексей Петрович по рукам мне хлопал и говорил: «Что ты туда лезешь? Ты сначала пойми, что там случилось, а потом что-то трогай отверткой». Дело может быть вообще в другом, заранее не скажешь, что случилось. Описать все возможные неисправности сложно, их очень много, они могут быть самыми неожиданными.
Tendencyc: Кажется, это перекликается с вашей психотерапевтической практикой, принцип действия, в общем, тот же.
Денис Букин: Действительно, перекликается. В каждом человеке есть что-то свое, особенное, и это всегда загадка. Когда в психотерапии кто-то говорит, что посвятил много времени поиску метода и теперь по нему работает, мне всегда это кажется странным. Все люди разные, и у них совершенно разные проблемы возникают по совершенно разным причинам. Прежде чем что-то делать, нужно понять, что происходит. Так что да, это применимо к психотерапии.
Tendencyc: Вы не находите, что в этом проявляется прелесть и мудрость жизни? Зачастую мы не знаем, что нам что-то нужно, а жизнь сама подсоединяет необходимое и ведет в направлении, которое для нас ценно.
Денис Букин: Да, Юнг про это говорил: человек идет к цельности и естественным образом находит что-то для этого. Терапию хобби, кстати, начал практиковать Карл Юнг. Современная арт-терапия основана на Юнге. Можно-по-разному относиться к Юнгу – я что-то у него принимаю, что-то не принимаю, – но ценная идея арт-терапии оттуда. Юнг и сам практиковал это, работал руками. Он строил, мебель какую-то делал, вытесывал фигурки из камня. Он считал, что так в человеке проявляются архетипы. Заниматься такими вещами – это возможность эмоционально «проговорить» то, что волнует, беспокоит человека. Потому что даже словами не выразить некоторые вещи. Мы же, на самом деле, мало говорим об эмоциях. Мы обычно высказываем идеи, мысли, но мало говорим именно об эмоциях. В искусстве они проявляются гораздо лучше – язык другой, он предполагает эмоции.
Tendencyc: Какая коллекция пишущих машинок у вас собрана, и какие машинки в ней любимые?
Денис Букин: Моя коллекция расположена в двух городах, я некоторое время назад переехал в Питер. Думаю, машинок 30 у меня есть. Я мало коллекционирую древние машинки. Собираю те, на которых можно работать, поэтому мне важна раскладка. Если использовать старую машинку, там, скорее всего, будет старая раскладка. В России, кстати, было три раскладки. На старой машинке надо сначала перепаивать шрифт, а это очень сложное дело.
Мои любимые машинки – рабочие, не сильно старые, конца 50-х – начала 60-х годов. Самая классная – печатная машинка Rheinmetall, на которой я сейчас работаю. Она своеобразная, надежная и скоростная. Я люблю большие канцелярские машинки, и вот она идеальна для письма: она достаточно громко гремит, удар у нее такой простецкий. И шрифт очень необычный и красивый.
Одна машинка отличается от другой ощущением на пальцах. Если у немецкой Rheinmetall жесткий и ровный удар, то у американской Royal KMM текучая и пружинистая манера. Их поставляли по ленд-лизу во время войны. Я не поленился и перепаял ее под новую раскладку. Машинка Royal, кстати, была у Рея Брэдбери. Мне еще очень нравится обнаруживать вот эти связи – какие машинки были у разных писателей.
Tendencyc: Из хобби для вас возникает целый мир с историческими, литературными и профессиональными связями, с интересными знакомствами.
Денис Букин: Да. Однажды я приехал смотреть машинку. Она оказалась совершенно нерабочей, но могла пойти на запчасти. Я в итоге ее купил, чтобы содрать резину и поставить на немецкую машинку. Прихожу, а там такая старенькая петербургская бабушка лет восьмидесяти. У нее то ли переезд, то ли глобальный ремонт, масса вещей, и часть она продавала.
Я долго стеснялся сказать, что беру машинку на запчасти. Я всегда спрашиваю: «Хотите ли вы ее сохранить? Я собираюсь разобрать». Иногда люди продают машинку кого-то, кто был им дорог, и хотели бы, чтобы она сохранилась у человека, который работает на машинках или коллекционирует. В таких случаях я их не покупаю, оставляю для кого-то другого. Бабушка ответила: «Я ее купила когда-то для себя, чтобы учиться машинописи. Заплатила 400 рублей, а машинописью не занималась. Ну не дура ли я? Да нет, не дура, потому что, если бы я не купила тогда машинку, вы бы не пришли сейчас ко мне и не купили бы у меня участок».
Оказалось, что она продает где-то далеко участок. И единственный недостаток этого участка в том, что через забор у нее военная часть, солдаты перепрыгивают и выкапывают картошку. Она говорит: «Отличный участок! Если картошку не сажать». У меня все никак не получалось уйти, потому что она долго описывала участок, разговаривала со мной о жизни, продала мне, помимо печатной машинки, еще какие-то книжки, взяла деньги вперед. В общем, удивительная бабушка и замечательная история.
Такие истории бывают. Они разные: смешные, не очень смешные. Не очень смешные – когда люди продают машинки близких, которые умерли. Я в таких эпизодах задумываюсь о том, как часто люди не ценят своих близких. Некоторые легко расстаются с машинкой, хотя ее владелец был писателем и всю жизнь провел за этой машинкой. Я не разбираю такую машинку, а даю ей новую жизнь. Через эти встречи узнаешь много человеческих историй.
Однажды я пришел покупать машинку, и человек торговался за нее как лев. Выяснилось, что он заложил что-то в ломбард, и ему нужны были деньги, чтобы выкупить это. А машинка принадлежала его бабушке. У нее был любимый человек, который, видимо, был женат. И когда он приходил к его бабушке, работал за этой машинкой. Он был большой писатель, имя его я так и не выяснил.
Еще была такая история. Однажды я купил машинку, на которой работали в микробиологическом научном учреждении. Мне сказали, что на этой машинке была написана какая-то важная статья про антибиотики. Когда я открыл машинку и начал ее мыть, увидел, что внутреннее пространство заполнено остатками бумаги. Исправлять опечатки не было возможности, поэтому машинистки срезали кусочек бумаги, и он падал внутрь. Так вот, на этих обрезках выросла какая-то очень необычная плесень, которую, вероятно, изучали в этом заведении. Я испугался, и пошел отмывать машинку на улице. Ну, надеюсь, что все хорошо со мной будет. Машинка это, в общем-то, обычная, но я решил не разбирать ее на запчасти.